Солнце уже давно село за линию горизонта и облака затянули небо, скрывая свет звезд. Пони неспешной рысью бежал в сторону Эребора и удивленно шевелил ушами: его всадник судя по всему что-то напевал себе под нос и это сильно отличалось от обычных горланных песен гномов. Кили казалось, что после дня проведенного с Тауриэль его взгляд стал острее и он способен увидеть, любимые эльфийкой, звезды даже сквозь облака. Он еще чувствовал касание теплых пальчиков возлюбленной на своей щеке, когда Гора наконец-то появилась на одной прямой с дорогой. Спешившись у ворот и кинув удивленно переглянувшимся всадникам поводья от животины, кхазад все так же напевая направился в свою комнату. На ходу Кили касался пальцами стен, резных барельефов запоминая их. В самых дерзких своих мечтах он уже паковал походную сумку самым необходимым и возвращался в конюшню, что бы поседлать самую быструю лошадь из имеющихся.
Ноги, совершенно не согласовавшие свои действия с хозяином вывели его на смотровую стену на стороне Лихолесья. Ветер ударил в лицо гному, принеся с собой далекий запах прелых листьев и сырой земли. Кили засмеялся, словно услышал одному ему понятную шутку и упершись руками в парапет, воровато оглянулся, убеждаясь, что на этом уровне стен никого нету. (Что подумают стражники ярусом выше или ниже Кили как-то не подумал).
- Вот видишь мир! Она моя и тебе не отнять её у меня! -  прокричал гном в ночь и снова засмеялся. Нащупав в кармане трубку, он присел на одну из скамеек, прикуривая. Завтра ему отправляться в путь и надо бы выспаться, но сна ни в одном глазу. Ночь предстояла быть долгой и, неспешно пуская в небо дым, Кили начал прикидывать чем лучше себя занять: пойти в кузню и проверить остроту своего топора, да ножа? Или побродить по сокровищнице, найти тоненькое изящное украшение для Тауриэль? Ему хотелось осыпать эльфийку всеми самоцветами Эребора (и дело тут вовсе не в любви к сокровищам!), одеть её в дорогие одежды и увезти из Лихолесья, где она всего лишь простая стражница. Даже, если они будут скитаться по миру, но гному думалось, что бы сбежавшим принцем и возлюбленной сбежавшего принца всяко лучше...
- И придет же такое в голову... - с грустным смешком произнес в пустоту Кили, прекрасно понимая, что им обоим еще потребуется набраться смелости, что бы покинуть родные края. Так ничего и не решив, кхазад снова забил трубку и слушая ночные звуки Эребора, да окружающей его долины, пускал колечки с черноту небес.

Легкий осенний морозец уже начал щипать нос и щеки гнома, когда всплеск адреналина моментально согрел тело кхазада. Трубка выпала из рук гнома и взгляд, которым одарил Кили брата передавал целую гамму чувств от испуга до раздражения. Тлеющие угольки табака ветерок разносил по площадке.
- Пусть слушают... - буркнул гном, с тяжким вздохом, словно забивание трубки стоило огромным физических затрат, достал сумку с табаком. Деловито постучал по краю скамейки, выбивая оставшиеся крупицы и снова поднял глаза на Фили. - Присаживайся, братец... - чуть улыбнулся Кили, хлопая ладонью по пустому месту рядом с собой. - ...Если конечно, тебя не прислал Торин, в безрезультатных поисках меня. - гном помолча, пару раз тяжело вздохнул. - Ты же все уже понял, да? - зная ответ заранее, уточнил кхазад. Упершись локтями в колени и старательно рассматривая свои сапоги младшенький все пытался собраться с духом, что бы вывалить все наболевшее на брата. Он не знал, как Фили отреагирует и загодя боялся ответной реакции. Но носить все в себе он тоже больше не мог.
- Хочешь ты того или нет, но сейчас ты станешь моим единственным поверенным в тайны моей души. - Начал издалека гном, стараясь придать голосу непринужденность и даже веселость. Сглотнув тяжелый ком в горле Кили продолжил. - Мы с Тауриэль хотим быть вместе. И мы не видим ни одного пути, в котором наша любовь не стала бы занозой в заднице у наших народов... - Скороговоркой пробубнил он, продолжая изучать свои сапоги. Сцепив пальцы в "замок", лишь бы они не выдавали дрожания рук, кхазад решился проговорить вслух то, о чем они мечтали сегодня с эльфийкой. - ...Кроме того, в котором мы оба покинем наши дома, что бы построить свой. - Кили наконец поднял глаза на брата и не выдержав всего душевного напряжения разрыдался, уткнувшись в плечо старшего. Он чувствовал себя все тем же маленьким шалопаем, каким его помнили Синие горы. И ему, как и в детстве, было мучительно стыдно перед братом, которому в итоге достанутся все шишки.
- Только пожалуйста, не говори матушке или Торину! - взмолился Кили. - Ты же знаешь, как они отреагируют. А я просто не знаю, что мне делать и мне ужасно страшно. - Такое признание кхазад мог позволить себе  только в присутствии Фили. Кто еще если не поймет, то хотя бы выслушает? - Фили, я не представляю, как жить без неё, но и не знаю, смогу ли я жить без тебя, Торина, матушки, гор, в конце-то концов! И она же тоже будет тосковать по своим родным краям! Да и куда мы сможем податься? Жить среди людей? Или уйти к Беорну, помогая ему по мерее сил и возможностей? Братец, я так запутался. - слова перемешивались с шмыганием носа и злобным оттиранием слез с щетинистых щек. - Хоть бы Торин не узнал, а то боюсь вмурует меня в стену на подобие барельефа. - неожиданно для самого себя засмеялся гном, нарисовав в уме старательно работающего шпателем дядю, стоящего на высокой стремянке с полном боевом доспехе. Потом мысль снова сделала крутой вираж и веселье прекратилось так же неожиданно, как и началось. - Куда бы в итоге не увела меня любовь, ты же от меня не отвернешься? Правда, Фили? - рассматривая выражение лица брата, уточнил Кили. Не выдержав собственных моральных угрызений и терзаний, гном остервенело начал забивать трубку, рассыпав половину табака по скамейке и каменной площадке - так у младшенького дрожали руки.